Молодежная линия

№3 10 января 2002 г.

ИСТОРИЯ НИ О ЧЕМ

Алексей Соловьев (г. Буй)

(Отрывки из рассказа)

Солнце медленно сползало за горизонт, по западному краю неба разливался багряный румянец. С противоположной стороны шагами, тихими, как треск цикад, подкрадывались сумерки. День отгорал, и полю, которое застилала набирающая силу темень, не было конца. Покуда хватало взгляда, простиралось оно -- единственное и до абсолютного беспредельное. Посреди поля горел костер. С высоты птичьего полета казалось, будто это закат отражается в небольшом, но безупречно правильном зеркале, случайно кем-то оброненном среди моря спелой, пахнущей дурманом травы.

Возле костра сидели трое. Трое стариков в просторных белых рубахах, похожие на древних волхвов, на тех, что навещали

Младенца в ночь его рождения, на тех, один из которых нашептал князю Олегу его пустую и бесславную смерть. Их обветренные, изрезанные морщинами лица и запавшие под белыми, как снег, бровями глаза выражали безучастное ко всему удовлетворение и полный покой. Седые бороды стариков были заплетены в свисающие до земли косы, а в руке каждый держал изящную фарфоровую чашку. Над костром шипел закоптелый чайник, неподалеку в траве стояла распечатанная пачка "Принцессы Канди". Старики пили чай.

В полном безмолвии. Это был их каждодневный ритуал, которому они с упоением отдавались. Нарушить его гармонию звуками голоса означало, по меньшей мере, совершить святотатство. И старики молчали. В минуты, когда красно-оранжевый диск солнца едва касался линии горизонта, чайная чашка в руке как таковая становилась для стариков планетой, а причитающий над огнем чайник -- чарующим центром Мироздания. В такие минуты они отдалялись от всего земного, утопая в ощущениях неизбывного единства с Вселенной. Осторожно прихлебывая горячий чай, блаженно улыбаясь и жмуря глаза от удовольствия, старики не замечали ничего вокруг. И теперь они не заметили, как внезапно отделившаяся от сумерек еще более темная, чем вечер, фигура быстро приближается к ним.

Это был человек. Или, во всяком случае, нечто в обличье человека. Широкими шагами он стремительно сокращал расстояние между собой и сидящими у костра. Полы его длинного, черного пальто, словно крылья ворона, расходились в стороны при каждом порыве ветра, подошвы остроносых туфель мягко касались земли так, что звука шагов не услышала бы и летучая мышь. Лицо человека скрывала широкополая шляпа.

Вскоре он подошел к костру и, остановившись, протянул руки над огнем -- вечерами в поле холодало. Старики никак не отреагировали на появление незваного гостя, продолжая пребывать в состоянии неземной эйфории. Они синхронно раскачивались из стороны в сторону, и чай в их чашках грозил выплеснуться на землю.

Человек в черном пальто оглядел их лица и, взяв чашку из руки сидевшего в середине, сделал несколько глотков. И почти тут же скривившись, выплюнул в траву тягучую темно-коричневую жидкость.

-- Святая мамасан, -- голос человека звучал странно воркующе, словно в его горле, как в свистке, находился прыгающий вверх-вниз шарик.

Он вернул чашку ее прежнему владельцу, тот, не отрывая глаз, с

покорностью принял ее, сжав короткими пухлыми пальцами.

Человек в пальто вздохнул и, зайдя за спину сидевшему в середине,

вынул из кармана пальто яркую пластиковую карту. Раздвинув седые

спутанные космы на голове старика, он обнажил в его черепной коробке узкую прямую щель. Человек вставил в щель карту, на несколько секунд задержал внутри, затем снова вытащил.

Некоторое время ничего не происходило. Слышно было только, как что-то тихо журчит, то ли вскипевший чайник, то ли внутри стариковских желудков.

Спустя минуту сидевший в середине открыл глаза и хрипло произнес:

-- Disconnect, guгs. He jas an alpha. *

Двое других также утомленно подняли веки и, сморщившись, словно оторвавшиеся от рыбы коты, отставили чашки в сторону.

-- Ваш серийный номер, -- буднично поинтересовался сидевший

справа старик.

Человек в пальто произнес длинную комбинацию звуков.

-- Ах, полковник, -- на лице сидевшего справа отразилось кривое подобие улыбки. -- Присаживайтесь.

Человек подобрал полы пальто и по-турецки уселся прямо на траву. На долю се